Сестра Нонны МОРДЮКОВОЙ Наталья КАТАЕВА: «Вдруг Нонна является ко мне во сне недовольная и говорит: «Забыла о Путине?»
«ЕСЛИ БЫ НОННА ВИДЕЛА, ЧТО СЕЙЧАС У ВАС ПРОИСХОДИТ, У НЕЕ ВТОРОЙ ИНФАРКТ СЛУЧИЛСЯ БЫ»
— Наталья Викторовна, ваша сестра при жизни часто говорила, что Украина — это не только политика, но и ее народ. Как думаете, что она с высоты своего богатого жизненного опыта сказала бы о нынешней ситуации в стране?
— Зная Нонну, уверена: она бы рыдала, если бы видела, что у вас сейчас происходит. У нее случился бы второй инфаркт. Она всегда винила дядек у власти и говорила: «А люди здесь при чем?».
Нонна очень любила Украину, она снималась у вас в фильме «Комиссар», прославившем ее на весь мир. А когда режиссер Павел Чухрай, который очень болел, позвонил Нонне попрощаться, она ему в трубку сказала: «Григорий Наумович, вы же десантник, смелый человек, столько воевали, сражайтесь с болезнью!». А он ей: «Давай лучше споем «Дивлюсь я на небо...». И они по телефону вдвоем пели эту песню, у Нонны слезы текли...
— Не могла Нонна Викторовна оставаться равнодушной к чужому горю...
— Да. В свое время у нас на Камчатке была ситуация, схожая с той, что сейчас происходит у вас на Донбассе, так Нонна очень переживала, что народ голодает, и меня все спрашивала: «Наташка, может, хлеба им послать?». Она очень соболезнующая была. Помню, когда Таисия Повалий пела на концерте песню об Украине, Нонна плакала.
Мы на Кубани раньше жили, а там все государства — единое целое. Никто никого не различал. У нас и армяне жили, и чеченцы, и грузины... В голову никому не приходило, чтобы было какое-то противостояние между национальностями... На хуторах балакали на языке с примесью украинского и еще не поймешь какого, и все это называлось «хохлацкий язык». А интонации какие! В них все схоже: любовь к зерну, к скоту...
Помню, когда во время перестройки Нонна ездила по Подмосковью с творческими вечерами (а выступали тогда все артисты исключительно за яйца и курочек), она почувствовала в машине резкий запах фермы и закричала: «Ой, Наташка, какое волнение! Родиной пахнет!». Такая любовь была у нее к людям и вообще к жизни. Так зачем ее лишать сейчас? Жизнь дается один раз, никто не имеет права ее забирать... В вашу политическую ситуацию сейчас другие страны вмешиваются, поэтому прежде всего хотелось бы, чтобы в Украине поумнело правительство и защищало народ, а не свои карманы.
— Неужели вы искренне думаете, что только одна Украина виновата в нынешнем конфликте?
— Я считаю, что пришла смута со стороны агрессора Америки, а не России. Россия никого не трогает. Да, мы рады и счастливы, что у нас есть оружие и нам не страшна Америка. А НАТО всех нас окружило, их на Майдане встречают как самых дорогих гостей и делают так, как те велят. А они во всем мире создают только хаос: взять, к примеру, Ирак, Сирию, другие государства...
Уверена, что только народ поймет, мобилизуется и победит. Таков закон жизни: добро всегда побеждает. Люди у нас все добрые, открытые, с эмоциями. А возьмите Запад, все холодные, расчетливые. Как скучно там жить! Наш бывший миллионер Герман Стерлигов говорил: «Я ни в одной стране Запада не смог бы жить. Это скучные, прагматичные люди. А я счастлив, когда корова мычит или жеребец. Вот это и есть жизнь, когда все связано: природа и человек». Сейчас идет преклонение перед Западом. Хотите — преклоняйтесь. Но не все люди этого хотят. Я смотрю телевизор и вижу, что у вас тоже многие на Майдан выходят и говорят: «Америка, уходи!». Но при этом у вас истребляют умных людей, потому что они могут за собой народ повести. Среди олигархов идет борьба за раздел территорий и богатств. А говорят, что во всем Россия виновата... Мы уже привыкли.
А ваш Петр Порошенко... Так смешно на него смотреть, когда он врет и говорит, что Россия — агрессор! И это при том, что Путин все сдерживает, ни одной пушки нашей... У ополченцев полно оружия от Украины осталось — склады какие на Донбассе! Там же они и изготавливались. Но когда при этом обманывают, я про себя думаю: «Мы-то знаем, как все на самом деле».
В моем окружении только сочувствуют вашему народу. Нет ни одного человека, кто бы ненавидел Украину. Все только и говорят: «Бедные люди... Кучка собралась и выполняет то, что им велят. А те, кто с оружием, рады за деньги в кого угодно стрелять».
Жалко людей, но вы крепитесь в память о Нонне. Знаете, что бы она сейчас сказала? «Ребята, возьмитесь за руки и держитесь! Может быть, отлипнет эта грязь и моль». Она любила молью называть людей, у которых не было эмоций, а в глазах стояли только деньги.
— Вы прожили вместе с Нонной Викторовной практически всю жизнь, с 13 лет. Рассказывали, что в ее московской квартире, в одной из комнат, где она жила, вы сделали уголок ее памяти... Он существует до сих пор?
— Да, ее рукописи, фотографии — все в этой комнате хранится. Нонна все время со мной. Я ее ощущаю, чувствую, разговариваю, она ко мне уже три раза являлась.
— А как это было?
— Когда ее не стало, многие наши российские издания стали писать, что ее сестра живет в одиночестве на окраине города в трущобе. Дошло до того, что журналисты держали вахту у нашего дома: забирались друг на друга (а живем мы на цокольном этаже) и через занавеску меня фотографировали. Мне соседи сказали об этом. Я выскочила на улицу, а их уже и след простыл. На следующий день открываю газету, а там написана статья обо мне, со всеми фотографиями. Я звоню в редакцию, говорю: «Как вам не стыдно! Такую ложь пишете, ведь я ничего никому не говорила!».
Вдруг той же ночью Нонна ко мне является, такая недовольная, и говорит: «Забыла о Путине?». И исчезла. Я тут же проснулась, а спала со включенным торшером, мне все казалось, что я ее топот слышу. А почему она о Путине вспомнила, я потом поняла. Как-то еще при ее жизни в одной газете вышел материал о первой любви Вовы Путина. Нонна сильно возмущалась из-за этого. И когда она мне во сне о нем сказала, я сразу вспомнила этот момент: она хотела мне дать понять, что, мол, если о Путине такое пишут, почему ты обо мне переживаешь?
А еще был случай: в ее комнате я хотела поставить стеклянный шкаф и повесить туда ее вещи, и она приходит во сне и говорит: «Забыла артистов?». И снова исчезает. Я просыпаюсь и вспоминаю, что как-то была передача по телевизору: Нонну поздравляли с днем рождения, мы сидели в ее комнате, смотрели фильм и радовались, что Никита Михалков так хорошо о ней говорит. А другая актриса сказала, что Нонна не умела одеваться и надевала бархатное платье, а вместо туфель на каблуках — босоножки на тракторной танкетке.
Нонна на таких танкетках ходила только в магазин или на базар. Любила там с людьми общаться, все говорила: «Идем побазарюем». И когда она это сказала, я вспомнила, как подруги-актрисы критиковали ее за одежду.
В третий раз она ко мне явилась, когда я четко осознала, что она подает мне знаки. Нонна была вся в серебряном, что-то мне в правую руку вложила и, улыбаясь, исчезла. У меня с души словно камень свалился, стало легче, потому что я поняла — она попала туда, куда нужно. Я все время молюсь за упокой ее души. И уверена, что связь с тем тонким миром существует. У меня и с мамой была такая связь, и с мужем.
Когда мамы не стало, я ребенком еще была и не знала, где она дрова зимой брала, а на мне — четверо детей. Нонна — в Москве, мы — за городом... Той же ночью вижу маму во сне. «Дочка, ты не знаешь, где дрова брать? Иди к людям, они подскажут». Утром побежала к соседке тете Даше, а она: «Купи пол-литра и иди к леснику». А там Подмосковье, лес рядом. Так и получилось. Лесник привез деревья, а мы с братиком утром их кололи. С тех пор это — мой девиз жизни. Нонна такая же была.
«НОННА МНЕ ГОВОРИЛА: «ЗНАЮ, СНАЧАЛА ПОПЛАЧЕШЬ, А ПОТОМ НЕ ЗАБЫВАЙ НА КЛАДБИЩЕ К НАМ С ВОЛОДЕНЬКОЙ ХОДИТЬ. ТОЛЬКО НЕ ДЕЛАЙ МНЕ ПАМЯТНИК ВЫШЕ, ЧЕМ У ВОЛОДЕНЬКИ, А ТО ЕМУ БУДЕТ ОБИДНО»
— В последние годы Нонна Викторовна сильно болела, давала ли она вам какой-то совет, напутствие перед своим уходом из жизни?
— Да, она мне говорила: «Сестрица, живи в моей квартире, помни меня. Знаю, сначала поплачешь, а потом не забывай на кладбище к нам с Володенькой ходить. Только не делай мне памятник выше, чем у Володеньки, а то ему будет обидно». И я сделала один высокий, где они вдвоем. Всем памятник нравится, я его поставила на деньги, которые люди давали. Обошелся он в 500 с лишним тысяч рублей. Ни у кого ничего не просила — сколько набрала, все до копеечки вложила.
— Завещание сестра писала?
— За год до своего ухода она мне сказала: «Иди к нотариусу». Я в слезы: «Нонна, ты будешь жить». А она: «Наташка, я когда за границу ездила — там смолоду все пишут завещания. Может, я 100 лет проживу, но ты сделай все, что нужно». А для меня это все ново, я человек другой закалки. Но сходила, и Нонна на меня квартиру свою переписала.
— Неужели родственники и два ее внука не оспаривали потом это решение, не покушались на жилплощадь?
— Никогда! У нас семья очень дружная. Мне все братья и сестры говорят: «Наташка, ты всегда была членом семьи Нонны». Конечно, можно было продать... У меня с сыном двухкомнатная была. Но я подумала: «Ну, разделю, а с памятью Нонны тогда как быть?». Интуиция мне подсказала, что я должна быть в ее доме как хранитель памяти. А меня не станет — пусть сын распоряжается.
— Писали, что Нонна Викторовна умерла в больнице, слушая Дмитрия Хворостовского. Случайно так получилось?
— Нет. Мы купили ей наушники к диктофону, чтобы она других пациентов музыкой не беспокоила, и она слушала песни Давида Тухманова, которые исполнял Дмитрий Хворостовский. Очень ей нравилось, как он их пел. Наушник в ухо вставит и слушает. И так до конца...
В день ее ухода я пришла к ней. Она есть отказывалась, только пила. Я ей крепкий бульон принесла и прошу: «Ну, ради меня, хоть чуть-чуть!». Она выпьет. Киселек через соломинку пригубила. И все в сознании. А потом я домой поехала. Приезжаю, а мне в 10 вечера звонят и сообщают, что Нонны не стало, говорят: «Наталья Викторовна, ничто не предвещало... Медсестра зашла к ней в палату, чтобы ночную таблеточку дать, а она уже мертва». Слава Богу, что она ушла спокойно и в сознании. Она так и хотела. Помню, когда сообщили, что Алла Ларионова во сне умерла, Нонна говорила: «Вот мне бы так!».
— А свой духовник у нее был?
— Да. Отец Никон из Уфы, он ее и отпевал. Нонна завещала, чтобы он в церкви попел над ней молитвы. Она не знала слова «отпевание». И он специально приехал из Уфы, чтобы выполнить ее последнюю просьбу.
— Многие знают, что у Нонны Викторовны была непростая судьба, с массой испытаний. Читала, что в детстве вы даже воду продавали?
— Да, в Ейске была такая же разруха, как у вас сейчас на Донбассе, ни одного целого здания, люди в подвалах прятались, когда бомбежка начиналась, есть нечего. Мама поехала колхозы восстанавливать, а мы, городские и голодные, набирали с братом воду из-под крана и шли на рынок. Торговали там люди всем, что уродило: огурчики, помидорчики, тюлька из моря, только что пойманная. А мы два ведра воды набирали и продавали по кружке — так, чтобы на раз напиться. И люди платили. На вырученные деньги покупали хлеб, молоко. Правда, Нонна с нами не ездила, мама ее в колхоз с собой брала на веялке стоять.
«УХОД СЫНА ОТРУБИЛ НОННУ ОТ ЖИЗНИ. ПО ЗЕМЛЕ ОНА ХОДИЛА АВТОМАТИЧЕСКИ»
— А какой период Нонна Викторовна считала самым счастливым в своей жизни?
— Самый счастливый, но и самый трудный этап — это молодость. Со Славой Тихоновым они жили в маленькой комнатке 10 метров, но были счастливы. Она любила коммунальные квартиры, когда все соседи рядом. У них была огромная сковородка, на которой все вместе жарили картошку, к ней резали селедку, чай пили вприкуску с сахаром. Все было так просто... Поэтому она часто повторяла, что играла в кино таких же людей, как она сама. Помню, когда ей в очередной раз предложили сыграть бандершу или наркоманшу, она сказала: «Никогда в жизни. Я — противник этой гадости».
— Любила ли Нонна Викторовна фильмы со своим участием?
— Свои картины она не пересматривала. Всегда знала, где хорошо сыграла, а где могла и лучше. Ее любимая роль была та, которую она играла в данный момент. Она часто говорила: «Как я могу играть, если роль не люблю? Вот когда играю — люблю». Сценарий читала очень тщательно, поправки вносила и сразу чувствовала, ее персонаж или нет.
А чтобы собирать что-то о себе — нет. Нонна не из той категории. Она 13 раз переезжала с места на место. Сын был любовью всей жизни, всю энергию и тепло она отдала ему, но толку мало оказалось. Когда Володи не стало, ее жизнь остановилась. Ей было безразлично, где она снималась и как.
— Многие до сих пор уверены: если бы этой трагедии не случилось, она бы прожила гораздо дольше...
— Может быть... Уход сына отрубил ее от жизни. По земле она ходила автоматически. Едем в Ялту на выступление. Когда на сцене, забывает обо всем на свете, но как только это заканчивается, к ней возвращалась тоска и пустота, которая была с ней до конца жизни.
Бывает, забудется: приготовлю обед, приглашаю за стол, а она: «Зови Володьку». Остановлюсь в коридоре, думаю, как же ей сказать... «Володеньки-то нет», — говорю. А она мне: «Да, я забыла». Вообще, это трагедия. Я с ней все это переживала, много лет не могла в себя прийти! Вся Нонне принадлежала. Я — ее ноги, глаза, руки — все. Бог помогал мне найти для нее слова утешения. Я понимала, что утешить невозможно.
Единственное, что могла, — сяду рядом и скажу: «Нонна, пойдем поедим, я вареники с творогом сварила...». — «Ой, какая ты молодец, хоть душу порадуешь...». Все просила ее: «Не вини себя. Что ты могла, то для него сделала. Понимаешь, что эта болезнь прилипла, никакой доктор на земле не мог ее вылечить. Поэтому пусть он спокойно спит». Я очень часто так говорила, и немножко ей это помогало.
— Как известно, она согласилась на съемки в фильме «Русское поле», где по сюжету ей надо было пережить смерть сына. В гроб, как потом рассказывала Нонна Викторовна, ее любимого Володю не положили, а сделали его силиконовую куклу, но все равно фильм оказался пророческим. Не винила ли она потом себя за это?
— Очень сложно угадать в жизни, что надо делать, а что нет. Начинают искать причину, что 10 лет назад снимали, а потом это случилось... Ничего это не значит! Как получилось, так получилось. Нонна говорила, что актер должен на груди носить своего ребенка. Но никогда у нее и мысли не было что-то с собой сделать. Я ей всегда говорила: «Нонна, что бы ни было, человек не должен накладывать на себя руки, это большой грех. Нас создал Бог, и мы должны испытать в жизни все, даже трагедии». И она соглашалась.